Воспоминания Анания Ивановича Коломийца

(по материалам: Кондратович Ф. Задунайская Сечь (по местным воспоминаниям и рассказам))

<…>Истинной находкой<…> оказался стодвадцатилетний старец, сам бывший запорожец, Ананий Иванович Коломиець.

В самом уголке, образуемом впадением Георгиевского гирла Дуная в Черное море, вдоль левого берега этого гирла, приютилась за обрубленными по малороссийски вербами – малороссийская рыбачья деревня Катирлез. Вот в этой-то деревеньке, обозначенной далеко не на каждой карте, но игравшей и до сих пор играющей еще очень важную роль в качестве надежного пристанища для разного рода украинских «забіглих душ», пришлось мне встретится с Коломийцем, этим, сколько мне известно, единственным еще живым представителем бывшей задунайской Сечи. Рассказы этого последнего задунайского «січовика», по счастью сохранившего еще удивительную для его лет память, записанные с его слов со всевозможною тщательностию и составят главный материал настоящей статьи<…> <…>Личность самого Коломийця представляет сама по себе чрезвычайно много интересного, служа живой иллюстрацией эпохи<…>

<…>Благодаря любезности знакомых рыбалок Григория и Якима  Александровичей, давших мне у себя приют. Коломиець, почти через час после моего приезда был уже у нас в хате. Степенно войдя, медленно снявши шапку и не обращая внимания на приветствия, он несколько раз перекрестился по направлению к иконам и затем только ответил на наши приветствия. Сильно сгорбленный, с небольшим уже количеством волос на седой голове и на пожелтевшей уже клинообразной бороде, он все таки носил в себе ясные следы прежней мужественной красоты и богатырского сложения. Необыкновенно спокойный тон, неизменная старчески-добродушная улыбка и словоохотливость, с небольшой подчас примесью обычного малороссийского юмора, столь свойственная нашим «дідам», сразу же облегчили начало наших разговоров. Вспомнив двух-трех общих знакомых, тоже стариков из Тульчи, их рассказы о старине и пр., я с разу навел старика на биографические воспоминания и т.д…. Не замедлила явится, разумеется, и «чарочка»:

-«Вина не пью, спасибі вам!… Вже год десять не пью, - мені од ёго у грудях якось важко… а от раки (водки) выпью!.. Вона мене тільки й на світі держить!”…, прибавил он с добродушной усмешкой.

<…>

 К этой характеристике Коломийця, которая дается только что приведенным нами началом его рассказов, прибавится еще довольно многое в дальнейшем нашем изложении. Теперь пока мы познакомимся с его биографией.

Ананий Иванович родился в с. Велика-Пищана, недалеко от Балты, "тепер мабуть камінецькой губерніи, а була винницька". Года своего рождения он точно не указывает, но говорит, что во время раздела Польши, который он очень хорошо помнит, вследствие переполоха произведенного на его родине заменою униатских священников православными ему было около 7-ми лет или 10-ти лет. На этом основании он считал себе во время нашего первого свидания с ним, т. е. в ноябре 1881 г., 119 лет. Впоследствии, когда свободное население Украины раздарено было вместе с землей разным лицам, находившимся «в случае», Коломиець попал в число  крепостных крестьян известного Салтыкова: "Катерина подарувала земли й народ увесь господам...   Князь Салтыков заступив оти края...   и я був з салтыковских людей, - эпически повествует он об этом обстоятельстве.   "Оттоді ж почали й людей у москали брать, рассказывает он далее, з 500 чоловік одного салдата брали попереду,  а у після вже й 2-х, и 3-х и 4-х з пятисот.душ, а там як стали вже добре брати, то вже не питали, чи е души, чи нема, -абы тулуб як був"!... Эту судьбу пришлось испытать и Коломийцу. .За два года до смерти Екатерины П-й, т. е. в 1794 г., он взят был в военную службу. Сначала он был определен в рекрутскую партию, а потом в ,,вятский церемонныйполк», затем был переведен в выборгский гренадерский полк и наконец в первую армию.  В течении этого времени он уже успел быть произведенным в унтер-офицеры, прослужив в этом звании два года, и наконец в 1802-м году ,,втік". ,,Чутка пішла, говорит он, що наши за Дунаем, у Туреччин і, що там добре, та й дядько у мене там був... От я собі думаю: ,,дай мені Господи тільки туды"!... С места стоянки, находившейся около Одессы, Коломиець вместе с 15 товарищами пробрался к берегу Днестра, там добрые люди перевезли их на турецкую сторону и наконец после разных приключений, он попал в рыболовный завод в Мологу, к какому-то турку, который вероятно воспользовался их положением как военных дезертиров, и продержал их у себя в учении целых 5-ти лет. В 1807 году, «приіхав Турчин та й каже: «прийде москов... не можна цім людям тут бути», дал им денег и они отправились в Измаил, дошли до Табаки,. «а у Табаках 14-го февраля москаль перейшов, та усе за нами: він не дожене, а мы не втечем»!... Наконец они ушли в Молдавию, где и «бурлаковали» до 1811 года, когда в придунайских княжествах происходила проверка населения смешанными коммисиями из депутатов русского, турецкого и румынского правительств. При этой проверке они объявили себя турецкими подданными, чего оказалось достаточным, чтобы получить от турецких  коммиссаров   «бешлягів» по «стопарнику» (50 сант.) и с напутствием: «запорожан-козак-гайда»! быть отправленным в Сеймены, село пониже Силистрии,  по ту сторону Дуная, где находился в то время запорожский Кош. Таким образом, после девятилетних скитаний и бурлачества,  Коломийцу удалось наконец попасть на Сечь. Еще по дороге туда какой-то козак Иван посоветовал ему записаться в платниривський курень: «йди брате у курінь  платнирівський - курінь добрый - з нас и паны, з нас и отаманы»!... «А там тоді за отамана був Малюта, то той мене й приняв...   то так  я  й зробивсь запорожцем»  разсказывает он. С этого времени, т. е. с 1811 года, Коломиец становится уже очевидцем и участником   запорожской жизни за Дунаем   и поэтому воспоминания  его приобретают полный интерес. Вместе с прочими   запорожцами он участвовал в походах против некрасовцев, в переселении  из Сеймен на устья Дуная, сначала в Катирлез. а потом на постоянное место Коша на Дунавец. В дальнейших военных экспедициях запорожцев Коломиец не участвовал, за исключением  одного   случая, да и то не имевшего  чисто военнаго  характера, когда отряд запорожцев   был вытребован в Константинополь для земляных работ по устройству каузов. «На Серба не ходив - наймав за себе козака», что, как увидим далее, с грехом пополам практиковалось на Сечи далеко не редко, особенно людьми располагавшими известными средствами. Судя по разсказам Коломийца, он принадлежал к числу именно таких, более привилегированных членов казацкой общины: ,,у Дунавці було парів (денег) у мене трошки, а тут ще дядько був - у ёго карманы були (заводы), то я тут у Катирлезі більше й терся... Один завод сплатив ёму, а другий оставсь після его смерти». Затем в 1821 году Коломиец вернулся в Россию. О причинах своего возвращения он сам говорит, что "через те й пішов, що гречеський розмир починавсь: якби не пишов, то хто ёго зна, за яку віру й голову б прийшлось нести»!... Возвращение Коломийца в Россию было фактом не единичным, как увидим далее, это было целое движение, во главе которого стоял один афонский архимандрит Филарет, ставивший главным мотивом этого движения непристойность христианам сражаться вместе с магометанами против христиан. <…>

 В России он жил на Ганських степях, возле Одессы и там же, имея уже около 60-ти лет, женился. <…> В 1828 г. он склоняется на приглашение козака Губы, эмиссара бывшаго Кошевого Гладкого, и отправляется опять за Дунай, куда в то время вернулся и Гладкий и собирал опять козаков на прежния места, так как назначение козаков, передавшихся вместе с Гладим России, не было еще решено в виду неизвестности, кому еще будут принадлежать устья Дуная. С Гладким однако Коломиец не сошелся и после полуторагодичных препирательств не последовал за ним под Азов, а остался за Дунаем, на этот раз уже навсегда. "Тут ерик був у мене на Горгові, говорит он об этом периоде своей жизни, жив собі, рыбалив, капканами охотничів, ...жив собі... Діти повмірали, усе перемерло - от оставсь, як  бачите!.. що було, то дітям та зятям пороздавав... а сам оттак-о!»...

Но как ни слабы повидимому связи старика с его родиной, полная приключений жизнь все таки не изгладила и глубокой привязанности к родной стороне. "От бачите, Х- К-чь", говорил он мне, разсказавши свою биографию, «мою нужду й горе й літа моі... сто девятнадцять год лічу вже... повірите, якбы можна було, зараз бы пішов туди, у Росию, на восточну сторону!!.  Вы думаете, не найшов бы дороги?  э.. э...!..

Раза два или три я посетил Коломийца в его жилище. В Катирлезе  он жил у своей приемной дочери, в маленькой избенке, очень бедной и не приглядной. Своего он ничего уже не имел, но это в значительной степени заменялось общей симпатией и уважением, какими он пользовался среди тамошнего населения, никогда не забывавшего по возможности угостить старика и с большим интересом слушавшего его рассказы...

Очень много значило конечно вполне сознательное отношение Коломийца к цели записывания его рассказов: - «пишіть, пишіть, Х. К.! Не раз повторял он мне в Катирлезе. Воно правда… от уже молодь оця… ничого вже не знають, як що було… а як у книзі буде, той через сто, через двісті год хоч хто схоче, той прочита… хто у цёму силу зна»…

    Из рассказов Коломийца:

Запорожцы<…>”На трое вони розбилися: одни прийшли сюди до турчина, друга частина до Малтиза пішла, на Малтизькі острова… Малта – знаете?!, ну а треті то вже під москалем остались – тих погнали на Кубань, у чорноморці повернули”…

 

“цю пісню то-ж запорожці співали, як втікили до турчина:

 Ой повійте вітри та усе низовиі

Та на наши лодки та усе дубовиі,

А на наши реи та усе кедровиі,

На наши паруса – та усе шовковиі!…

Эй зажурився сивий соколочок:

Эй бідна наша, наша головочко,

А що не у купі наши брати сіли та й пісні запіли-

Один у москаля, другий у турчина,

Третій у Малтиза служить за одежу.

 И той гірко плаче за польскую межу:

“Ой ты москаль, ой еретенный сину,

Запропастив Польщу - ще й нашу Вкраину!”

 

“а усе знаете – от як бачите, якій уже вік на світі живу, усёго бачив, а усе я вам скажу: усе знаете, що далі, то неначе лучче стае… розбійства того менше… людоідства того нема… А перше були!… А за нас… то наше не пропаде… досі не пропало, то вже й не пропаде!… нашого насіньня нихто не скоренить”…”

 

Киевская старина. – 1883.- Т.1, Янв. – С.27-66, Т.5. – С.773.

 

Печать Кошевого задунайского войска

Печать Усть-Дунайского Буджакского козачьего войска

 

На главную

bigmir)net TOP 100

 

Сайт управляется системой uCoz