АБРАМ СОЛОМОНОВИЧ ПРИБЛУДА
(данная статья и воспоминания А.Приблуды опубликованы в:
"Вестник Еврейского университета" # 4 (22). Москва 2000 – Иерусалим 5761)
Жизнь
Абрама Приблуды состояла из двух неравных
по длительности и по насыщенности частей;
вторая началась в 60 лет, после выхода на
пенсию, она-то и оказалась главной. В начале
седьмого десятка он расстался с прежними
занятиями и отдался тому, о чем втайне
мечтал смолоду.
Некогда провинциальный мальчик из Балты, сын переплетчика, содержавшего книжную лавку, а потому книгочей с детства, он преодолел порог процентной нормы, окончил гимназию с золотой медалью и поступил на исторический факультет Киевского университета Св. Владимира, затем — на исторический факультет Новороссийского университета в Одессе. Тут было его призвание, но реалии первых послереволюционных лет вынудили его сделать иной выбор. |
В короткой автобиографической записке он рассказывал: «Хотя при закрытии Одесского университета в 1920 г. я и был оставлен в группе специализирующихся студентов при кафедре новой истории, которой руководил проф. Е.Н. Щепкин, но время было — не до учебы. Е.Н. Щепкин целиком ушел в дело строительства нового социалистического общества, массового политпросвет. образования, студенты разбрелись, и я вернулся в Балту». С историей, как казалось, было покончено. Позднее он получил высшее юридическое и экономическое образование — и всю «официальную» трудовую жизнь проработал юристом: адвокатом («защитником», как это называлось тогда), юрисконсультом, юристом-экономистом; в послевоенные годы он был главным арбитром Министерства промышленности средств связи, а затем — главным арбитром Московского городского совнархоза, откуда был уволен за несколько месяцев до выхода на пенсию — в лучших традициях советского помпадурства.
После выхода на пенсию он уплатил дань прежним занятиям, выполнив несколько серьезных работ по экономике и хозяйственному праву — книг, статей, разделов в коллективных трудах; они были опубликованы, в частности, в изданиях Академии Наук, перепечатывались за рубежом; долгое время Абрам Приблуда был корреспондентом журнала Международного Союза юристов-демократов.
Одно его экономическое исследование мало кому было известно. Желая осмыслить очередную реформу управления хозяйством, которая готовилась вскоре после свержения Н. Хрущева, он пересмотрел всю историю советских структур управления экономикой: она оказалась пульсирующей от децентрализации к сосредоточению и обратно, от концентрации к рассредоточению; при этом циклы структурных реформ никак не коррелировали с периодами роста или упадка самой хозяйственной деятельности. Составив таблицы, где это обстоятельство было представлено с необходимой наглядностью, он добился аудиенции у одного из самых высокопоставленных хозяйственников той поры — у заместителя Председателя Совета Министров державы и председателя Совета Народного Хозяйства В.Э. Дымшица (видимо, полагая, что с дельным хозяйственником — евреем он скорей найдет общий язык). Дымшиц вежливо и внимательно выслушал аргументы исследователя, поблагодарил, сказав, что все это очень интересно, попросил оставить материалы для дальнейшего изучения. Однако, параллельно со словесной речью можно было уловить и другую, безмолвную: «В глазах Дымшица, — рассказывал Абрам Соломонович, — была понимающая и печальная безнадежность…»
Скорее всего, этот визит в декабре 1964 г. обернулся символическим актом прощания с экономикой.[ii] А. Приблуда занялся тем, к чему стремился смолоду и о чем мечтал в долгие годы службы. Он стал (сделал себя?) историком и филологом — и предметом его исследований он избрал еврейство.
Свое еврейство Абрам Приблуда понимал и переживал столько же как судьбу, сколько как предназначение. Начальные годы его служебной карьеры были непосредственно связаны с ситуацией евреев в послереволюционной стране. Расставшись с профессором Щепкиным и с историческим факультетом, он вернулся в Балту, где вскоре стал ответственным секретарем местного отделения Еврейского Общественного Комитета (Евобщестком) — общественной организации, как свидетельствует само ее название, созданной по инициативе зарубежного еврейства и ставившей своей целью помощь евреям, пострадавшим от погромов, или как-то иначе, в годы революции и гражданской войны. В конце 1921 г. он был переведен в Одесский Евобщестком и работал там ответственным секретарем вплоть до его ликвидации в 1924 г. Став дипломированным юристом, он выступал в одесской еврейской судебной камере, где процесс вели на понятном евреям идиш, а чтобы облегчить их правовую ориентацию, он перевел на идиш действовавшие тогда Уголовный и Земельный кодексы. Позднее, став специалистом в сфере кооперативного и налогового права, он консультировал деятельность различных кооперативных институций — Кустсоюза, Кожпромсоюза, Химпромсоюза, Разнопромсоюза, кредитной кооперации — и тем самым, можно предположить, в большой степени защищал интересы бывших еврейских ремесленников, кустарей и умельцев, втиснутых в социалистические изложницы — во избежание стихийного воскрешения капитализма.
В дальнейшем еврейская тема стала предметом подспудных домашних занятий Абрама Приблуды; он писал для себя, для близких. Профессор Б. Блиндер вспоминал, как в 1946 году в Ташкенте, будучи студентом-юристом, он познакомился с А. Приблудой, и, заслужив его доверие, получил для прочтения рукопись «Писем к дочери об антисемитизме»…[iii]
Итак, вскоре после выхода на пенсию он полностью посвятил свое время еврейской тематике. Интенсивность его штудий была поразительна — ко дню смерти в 1978 году число его публикаций приблизилось к тремстам.
Первые статьи были напечатаны в журнале «Советиш Геймланд» — и сразу же, самую первую из них, «Евреи в Академии Наук до революции и в советские годы», перепечатала парижская левая еврейская газета «Найе Прессе». В следующем году «Найе Прессе» перепечатала две статьи, одну еще — канадская «Вохнблат». Затем подключилась варшавская «Фолксштимме», которая позднее публиковала статьи Приблуды чаще всех других, и нью-йоркская «Моргн фрайайт»; вскоре к названным изданиям прибавились «Унзер Фрайнт» в Монтевидео, «Идише Культур» в Нью Йорке и другие; параллельно стали появляться статьи в академических изданиях — «Антропонимике» Института языкознания АН СССР и краковской «Ономастике».
Листая список публикаций А.Приблуды, нельзя не заметить, что название «Советиш Геймланд» с годами встречается все реже. Действительно, первоначальный механизм: публикация в единственном советском издании на идиш — перепечатки в зарубежной периодике, постепенно уступил место прямым связям: автор, который не мог «положить партбилет», будучи беспартийным, и не мог лишиться работы, будучи пенсионером, запечатывал свежую статью в конверт и отправлял в Варшаву или Париж. Нет нужды напоминать, что эта операция, столь естественная для нынешнего взгляда на вещи, в контексте своего места и времени имела привкус политического скандала: Приблуда бесконтрольно печатался заграницей. И хотя в статьях «Евреи на I съезде Советов РСФСР» или «Имена братьев и деда и бабушки Иисуса» трудно было усмотреть что-либо антисоветское, сама по себе автономия процедуры бросала тень на пишущего. В конце концов, редактор «Советиш Геймланд», органа Союза писателей СССР, счел невозможным сотрудничество с таким автором; когда Приблуда однажды объяснялся с редактором, ему прямо было заявлено, что страницы журнала станут снова для него доступны, если он прекратит печататься заграницей — таково непременное условие. Выполнить его Приблуда не успел.
Исследования Абрама Приблуды, если судить на основании опубликованных работ, группируются по нескольким главным направлениям: евреи в российском революционном движении, евреи в Великой Отечественной войне, гражданской войне, еврейская ономастика; к ним примыкает еще один тематический круг — русская интеллигенция и антисемитизм. Писать на эти темы он начал раньше, кое-что из написанного печатать было невозможно. Между тем, по мере накопления материала выстраивалась структура целостной монографии; в бумагах сохранились наброски плана такой монографии, один из них озаглавлен «К истории еврейского народа в СССР» (там изложение должно было начаться с Февральской революции), другой, существенно более широкого охвата — «Евреи в общественно-политической и культурной жизни России и СССР». Написанные и опубликованные статьи, будучи сопоставлены с этими планами, выглядят как более или менее законченные фрагменты будущего фундаментального труда.
Следует держать в памяти даты: первые еврейские публикации Приблуды появились в 1968 году, последние прижизненные — в 1978-м. Естественно, на всем, что он публиковал в те годы, лежит отблеск затянувшегося советского заката, который на языке отечественных эвфемизмов все еще носит имя «периода застоя». В атмосфере реального социализма, заряженной реальным антисемитизмом, каждое движение еврейского сознания получало особые, двоящиеся, мерцающие, но в то же время и внятные значения.
Так, русская интеллигенция и антисемитизм — область, состоящая из нескольких обширных сюжетов. Попросту говоря, среди русских интеллигентов бывали и антисемиты — и А. Приблуде был известен порядочный материал подобного рода. Писать об этом было невозможно, разве что в стол. Следовательно, надо было писать о тех русских интеллигентах, которые выступали против антисемитизма — Горьком, Короленко, о самом Ленине. Однако, напоминания эти, независимо от сакральности имени, выглядели идейно-политической бестактностью.
История еврейства в пределах Российской Империи и ее наследника — Советского Союза — тема бесконечно многогранная, но Приблуда остановил свой выбор в первую очередь на революционном движении, гражданской войне и Великой отечественной войне. При этом, он никогда, ни в молодости, ни в зрелые годы не был воодушевлен марксистскими идеями, а тем более — их практическими интерпретациями в одной, отдельно взятой стране; эти слова я прошу принять в качестве свидетельского показания. Просто о евреях в революции и последней войне можно было говорить как бы внутри идеологической конвенции — и публиковать свои исторические штудии. Евреи — защитники родины, Герои Советского Союза, генералы великой войны — это было хорошо с формально-идеологической точки зрения. Однако, на фоне ходячего и никем не опровергаемого, более того — постоянно подпитываемого властью общего места «евреи не воевали» исследования А. Приблуды становились вызовом. Подобные же обертоны, быть может — в более сложных опосредованиях, появлялись в историко-революционных статьях.
Сегодня,
спустя добрую декаду после крушения
советского режима, многие вещи видятся в
другом свете. Морально-исторический
экстремизм склонен менять знаки на
противоположные и находить истоки
ленинизма-сталинизма в любых явлениях
либеральной мысли и революционного
движения. В этой духовной прокуратуре (как и
полагается прокуратуре) не склонны
принимать во внимание ни контексты времени,
ни смягчающие обстоятельства, ни
субъективные мотивации – и там некоторые
статьи А.Приблуды могут быть либо
истолкованы, либо использованы, как
питательная субстанция для российских
антисемитов. Но суд должен выслушать все
стороны.
Ссылка
на то, что историко-революционные материалы,
в отличие от прочих, можно
было публиковать, упрощает дело; далеко не
вся история была ко двору, многое
публиковать нельзя было совсем, скажем —
статьи об евреях-эсерах выглядели
крамольными по самому своему предмету.
Но исследования об евреях-революционерах,
о евреях в первых советских структурах
власти, в Красной армии и т.д. были
напоминанием о том, что в двойной
бухгалтерии системы было скрыто в доходной
строке и выведено в расходную. В обстановке
тотального вытеснения евреев из партийной
и государственной жизни и
последовательного их вытеснения из других
привилегированных или полагавшихся
престижными сфер, известия о роли
этнических евреев (скажем так) в сотворении
Советского Союза, равно как и в сотворении
его культуры, были крайне нежелательны, они
были занесены в ту обширную часть прошлого,
которую следовало забыть; не исказить даже,
но просто стереть из памяти.
Среди
мотивов этого выбора Абрама Соломоновича я
склонен видеть еще и чувство оскорбленного
национального достоинства, и
профессиональный нравственный императив,
требующий восстановления исторической
правды. Вот так, все
вместе.
Наиболее
«академическую» часть его наследия
составляют работы по еврейской
антропонимике. Здесь с наибольшей силой
проявил себя и темперамент историка, и его
особая филологическая одаренность —
помимо идиш, иврита, русского, украинского
он в большей или меньшей степени владел
немецким, французским, английским, польским;
в его бумагах остались письменные
упражнения в испанском — этот язык он
взялся изучать на восьмом десятке. Наряду с
обширными знаниями истории, традиций,
бытовых реалий, культуры, ему в его
разысканиях безусловно помогала
специфическая лингвистическая интуиция.
Еще раз: исследования о происхождении и
значении отдельных фамилий, имен и их групп
обогащали его методологический
инструментарий и позволили выстроить
контуры целого — книги, где тема была
изложена систематически. План этой книги
под названием «Имена и фамилии евреев»,
найденный в его бумагах, состоял почти
полностью, за исключением трех или четырех
рукописных текстов, из опубликованных в
разное время работ; тут же, в одной папке,
были собраны и тексты этих статей, книга
была готова, остановка была за издателем.
Другим обобщающим трудом была рукопись,
переданная в Институт Языкознания АН СССР;
она не увидела света, но послужила
источником и стимулом для дальнейших
исследований.[iv]
Я приведу — в переводе с английского —
слова автора наиболее серьезной книги в
этой области, увидевшей свет уже в 1990-е годы.
«Главный плод его исследований, книга
«Фамилии евреев в СССР» (написанная в 1971
г по-русски) никогда не была опубликована.
Это никак не связано с качеством книги; в то
время единственные книги о евреях,
публиковавшиеся в Советском Союзе, были
антисионистские труды, критиковавшие
сионизм, Израиль и еврейскую национальную
ментальность вообще. Следовательно,
интересная и важная книга, в которой
еврейские фамилии в России и в Советском
Союзе впервые были рассмотрены
систематически, никогда не увидела света.
Рукопись Приблуды и его картотека фамилий
сыграли важную роль в общем замысле
настоящей книги».[v]
Возможно,
не все определения А.Приблуды выдерживают
критику с современной точки зрения, но
основной массив фамилий классифицирован и
определен компетентно и точно. Добавлю, что
в своих работах по антропонимике, объясняя
происхождение и значения имен, А.Приблуда
открывал, как бы попутно, обширную панораму
истории и быта восточноевропейского
еврейства, а в некоторых случаях — и всей
европейской диаспоры.[vi]
Уже после смерти Приблуды вышел в свет «Справочник личных имен народов РСФСР» (М.: Русский язык, 1979), где ему принадлежит раздел «Еврейские имена». В 1987 году «Советиш Геймланд» издал на идиш отдельной брошюрой (в качестве приложения к журналу) десяток его статей по антропонимике под общим названием «К истории еврейских фамилий».
* * *
Однажды
в дверь московской квартиры, где жил Абрам
Соломонович, постучался иностранный гость.
Видный американский инженер из Лос-Анджелеса, специалист в области
полупроводников, Саймон Прасин, был
восторженным читателем статей Приблуды,
опубликованных в американских изданиях,
старательно их собирал и хранил, состоял в
переписке с автором и, попав в Москву,
захотел познакомиться с известным
еврейским ученым и взглянуть, как он живет.
Гость привез с собой драгоценный подарок —
пишущую машинку с еврейским шрифтом.
Он оказался в благоустроенной коммунальной квартире, где известный ученый с женой занимал комнату в 15,5 кв. м., служившую общей комнатой (living room), столовой (dining room), кабинетом (office), и спальней (bedroom). Это было вполне сносное жилье: перед тем, будучи главным арбитром министерства, он вместе с женой в течение нескольких лет снимал небольшую ванную комнату в доме у дальних родственников, там можно было поместиться за счет отсутствовавшей ванны. В отдаленном от окна углу новой комнаты американский гость увидел маленький письменный стол, за ним, естественно, стул, и за спиной, у стены — хилую книжную полку. Часть материалов, рукописей и книг можно было хранить в стенном шкафу в прихожей. Вот тут, за этим столиком были созданы все главные работы замечательного энтузиаста и труженика. Приблуды жили скромно, чтобы не сказать — бедно, скверное здоровье жены доставляло Абраму Соломоновичу много забот и тревог, дочери с семьями были неблизко, в других городах. Тем не менее, я полагаю, последние полтора десятилетия его жизни были счастливыми. Он занимался любимым делом, писал, и был услышан. Его работы сохраняют свое значение и сейчас, спустя десятилетия после его смерти. Это совсем немало.
Борис
Бернштейн.
[i]
Автобиография Приблуды, Абрама Шлема-Менделевича.
26 июля 1948 г. Машинопись. Без пагинации.
Архив семьи. Калифорния.
[ii]
Хотя последняя работа по экономике —
книга «Плановые органы в СССР», М.:
Экономика , (совместно с П.И.Ивановым) —
увидела свет в 1967 г.
[iii]
Бенедикт Блиндер. Неспетая песня Абрама
Приблуды. Газета «7» («День седьмой»,
Израиль), 1.Х.1993 г., с. 24. В рукописи эта
тетрадка озаглавлена просто «Письма к
дочери», там затронуты и другие темы. В
описи своих литературных работ,
составленной в 1965 г., А.
Приблуда
назвал это «Письма к дочери по еврейскому
вопросу»; существенно, однако, что в
памяти Б.
Блиндера
проблема антисемитизма осталась
доминирующей.
[iv]
Уже после смерти А.
Приблуды
А.В. Суперанская,
ведавшая ономастикой в Институте
Языкознания, пригласила сотрудничать в
подготовке «Справочника
личных имен народов СССР» А.
Торпусмана,
которому, по его словам,
А.В.
Суперанская
подарила эту машинописную копию. (Письмо
А. Торпусмана дочери А. Приблуды
Белле от 30.04. 1996 г.; архив семьи, Калифорния.)
Отрывок из книги был опубликован А.
Торпусманом
сначала в самиздатском журнале «Наш
иврит» (Москва, 1984), вскоре материалы
редакции были конфискованы властями.
«Казалось, работа Приблуды была
утеряна безвозвратно. Но, к счастью, копия
этого труда сохранилась в машинописном
виде с авторской правкой и была любезно
предоставлена публикатору Абраму
Торпусману Г.Ч. Гусейновым
(Гейдельберг, Германия)» — говорилось во
введении к другой, более поздней
публикации, подготовленной А. Торпусманом (Имя
твое. Сборник 1. Иерусалим: Beseder Lmt., 1993, с.36).
Можно добавить, что копия с авторской
правкой, о которой речь, хранилась вместе
с остальным архивом у дочерей Приблуды и
была передана одной из них Г. Гусейнову
в надежде, что ему удастся способствовать
ее публикации. Таким же путем к Г.
Гусейнову
попал список публикаций А. Приблуды, переданный им А. Торпусману,
который выбрал оттуда труды по
ономастике и опубликовал
отдельным списком в издании: Jews and Jewish Topics in the Soviet Union and Eastern Europe.
3(13), Winter 1990, The Hebrew University of Jerusalem. Centre for Research
and Documentation of East European Jewry. Во вступительной
заметке к этой публикации, как и в
упомянутой выше книжке-приложении к «Советиш
Геймланд», ошибочно указан год смерти А. Приблуды — 1982, А. Приблуда
скончался 2 марта 1978 г.
[v]
A Dictionary of Jewish Surnames from the Russian Empire. By Alexander Beider.
Teaneck, NJ: Avotaynu, Inc., 1993, p. XI.
[vi]
Несколько слов относительно архива
Абрама Соломоновича. Дочери, став
обладательницами обширного и ценного
собрания рукописных текстов, планов,
черновиков, выписок, корреспонденции,
картотеки на 8 000 фамилий и т.д., решили, что
эти материалы должны быть доступны
исследователям и что место им — в
солидном государственном хранилище. Но
государственные хранилища оставались
равнодушны к дару, не помогали
рекомендации такого крупного ученого,
как И.Д. Амусин.
В архив Ленинградского отделения
Института Востоковедения собрание не
попало по причине нехватки площадей, —
такова была, по крайней мере, официальная
мотивировка; отдел рукописей
Ленинградской Публичной библиотеки
отказался без мотивировки. Позднее
открылась возможность поместить архив в
Институт языкознания АН СССР; директор
Института академик Г. Степанов готов был его
принять, требовалось формальное
обоснование этого акта
А.В.
Суперанской,
с которой А.
Приблуда
сотрудничал долгое время.
Увы, от нее был получен резкий отказ: «кому
это теперь интересно!» — воскликнула она
в сердцах и предложила просившему более
не беспокоить ее по этому поводу.
Государственные архивы отказывались
один за другим, поэтому дочери в конце
концов решили принять предложение Музея
диаспоры в Тель Авиве, где наследием А.
Приблуды
занималась (и занимается по сей день)
небольшая группа энтузиастов-волонтеров.
Вот тогда-то заботу о национальном
достоянии проявила советская таможня:
лицо, вывозившее 13 больших ящиков с
бумагами, было обвинено в попытке
контрабанды государственных ценностей (в
потайном кармане, надо полагать);
таможенная администрация, чьи
героические будни обычно находились в
тени, популяризировала это из ряда вон
выходящее достижение на страницах
центральной прессы и по телевидению
и, наконец, смело осуществила то, чего
хотели наследники, но чего опасались
руководители научных учреждений и
некоторые бывшие коллеги: она водворила
бумаги А.С.Приблуды в государственный
архив. Это было хранилище, более всех
других отвечавшее характеру
конфискованных документов, а именно —
Архив Маркса-Энгельса-Ленина. Тут нечего
добавить: любой иронический комментарий
бледнеет перед автоматической
самоиронией системы.
Нынешний
преемник этого архива, Российский центр
изучения и хранения документов новейшей
истории — серьезное и
дезидеологизированное учреждение; жаль,
что его сотрудникам не
хватает
сил и времени для разборки и описи
документов А.Приблуды, и потому они все
еще недоступны для исследователей.
В архиве А.С.
Приблуды,
помимо работ по истории евреев и по
еврейской антропонимике, остались
небольшие сочинения мемуарного
характера и дневники, которые он вряд ли
предназначал для печати: трудно было
предугадать, сколько будет существовать
сталинский и постсталинский режим, и еще
трудней — что наступит после него, если
что-либо наступит. Публикуемые
воспоминания открывают другую, не
известную его читателям сторону его
личности. Это нечто большее, нежели
красочный рассказ об исчезнувшем
культурном мире, это — прежде всего —
исповедные признания человека,
сохранявшего живое и трепетное ощущение
своей причастности и свою любовь к
еврейству.
АБРАМ ПРИБЛУДА
Оглавление
И все-таки я поступаю в гимназию